Беспредельная мораль

Скандал, спровоцированный заявлениями журналиста «Эха Москвы» Александра Плющева в своем твиттере, послужил своеобразным прожектором, высвечивающим самые сумрачные тупики, в которые были загнаны российские медиа за последние несколько лет. Да и не только медиа. Речь обо всех нас.

Журналист высказывает некорректные суждения о смерти видного чиновника — сына другого, еще более видного чиновника. Происходит это не на работе, хотя и в публичном пространстве. Большой начальник говорит: «Уволить!», имеющий свою автономию редактор возражает. Конфликт приобретает демонстративный характер. Он вдруг становится образцом деловых отношений, принятых в нашей стране. Обычно нам все и так ясно, никто ничему не удивляется, любой беспредел принимается как данность, к которой следует приспособиться. Говорить о полной вседозволенности одних и бесправии других как о чем-то вопиющем позволяют себе либо очень молодые, либо несознательные, а то и недалекие люди. Но тут ни о чем не нужно говорить, нечего обсуждать и некуда заострять. Независимо от того, какие интересы двигали и продолжают двигать главным редактором «Эха Москвы», его юридически обоснованное несогласие с позицией руководства весьма красноречиво обнаружило разницу между классами.

Класс граждан опирается на то, что они сами считают универсальными правилами. Конечно, они не совсем универсальные и часто немного нарушаются. Нарушениями одних граждан занимаются другие граждане, основанием для чего служит закон. Ему подчиняются все, что необходимо для сохранения общественного согласия. Гражданин может употребить свои силы, чтобы добиться высокого положения, которое никак не избавляет его от следования правилам. Наоборот, чем выше положение гражданина, тем сложнее пакет правил, которым он обязан следовать. Это справедливо. Интеллект отрабатывает возложенную на него ответственность. Личные блага являются лишь производной этой высокой ответственности за решения, от принятия которых другие граждане счастливо избавлены. Описание столь идеального типа способно утомить и даже разозлить человека, считающего себя «реалистом», но схему гражданского договора никто не отменял.

Однако существует и другой класс, который репрессирует порядочных граждан и соблазняет наименее сознательных. Назовем его условно классом «хозяев». Они так себя не называют, но именно так себя ведут. Речь не идет исключительно о членах какого-либо дачного кооператива или какой-либо коррупционной партии, которая даже не задумывается о создании политической программы. В этот класс попадают представители разных кланов, безошибочно ориентируясь на инстинкты, принятые в шайке или стае. Так блатной, оказавшись в тюремной камере, пытается привлечь на свою сторону сильных, пригрозить слабым, выстроить структуру асимметричных иерархических отношений, в которой он, будучи центром, транслирующим правила, сам бы этим правилам не подчинялся. Вывести себя за рамки правил, создав при этом видимость огромной ответственности, которую приходится взваливать на себя вопреки закону, — так поступает «хозяин». Универсалии нужны, чтобы обосновать конкретные действия. Пока они помогают этим действиям, их можно использовать. Если мешают, их нетрудно отбросить. Ведь большой начальник, главный акционер, объясняя свое решение уволить журналиста за рискованные заявления, говорил об «этике» и «моральных принципах». Они ему пригодились, помогли подняться над правилами. Зачем еще существуют принципы? Такова логика хозяйской эффективности.

Вряд ли современные российские чиновники и государственные топ-менеджеры читали философские сочинения Жака Деррида — у них есть дела поважнее. В своей ранней статье «Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук» французский классик писал, что у любой структуры есть центр. Он ею управляет, но подчиняться избегает, будучи тем самым как бы вне структуры. Субъект жаждет уклониться от вездесущей игры, куда он вовлечен в силу своей способности мыслить. Желание борется с обязанностями, но почти никогда не побеждает. Его удается обуздать, и оно остается источником напряжения. Для западной мысли центр вне структуры оказался серьезным вызовом, на который пришлось отвечать как логическим, так и психоаналитическим путем. Наши «хозяева», с их конкретикой и победительным прагматизмом, следуют скорее восточной тактике, снимающей теоретические проблемы как слишком абстрактные. Но схема выведения себя за пределы постылой системы правил воспроизводится «хозяевами» убедительно.

Не хочет же кто-то молодой и/или несознательный заявить о том, что Михаил Лесин говорит всякие странные слова лишь с целью напомнить суетным людям о том, что такое хорошо и что такое плохо. То есть он, скорее всего, верит в то, что говорит, в свою воспитательную миссию. Но такова уж повестка дня, что после репортажа из Донецкого аэропорта и прямого предупреждения надзорных органов журналист мог и не столь очевидно подставляться. Будто специально хотел усугубить свое положение. Дальше — дело техники. Ну и этики заодно. Куда же без нее.

Ян Левченко
Профессор отделения культурологии НИУ ВШЭ