Бабки

v_s_e_horosho — 01.04.2012 У прилавка бакалейного отдела старая-престарая скрюченная бабулька согнутым коричневым пальцем перебирает монеты в старом-престаром кошелечке. Из бумажек в кошелечке - только плотно свернутая десятка. Бабулька считает монеты, шевелит губами. Я беру сдачу с тысячной - восемьсот двадцать рублей с мелочью. Бабулька провожает внимательным взглядом купюры, которые я прячу в кошелек. Я мечусь с двадцатью рублями и мелочью, пытаюсь пододвинуть их к бабульке, натыкаюсь на ее бешеный светло-прозрачный взгляд. Осекаюсь, сгребаю мелочь в карман. Бабулька беззубым ртом шамкает: "Поди, не нищая! Пенсию получаю, слава Господу! На паперти не стояла и, пока живая, не буду!" И пристукивает клюшкой по кафельному полу. Я стыдливо сбегаю.

У бабульки на лопатке заметная прореха: старое-престарое плюшевое пальто, когда-то бывшее коричневым, расползается прямо по живому.

***

В Сбербанке две бабки сидят рядышком на стульях, возле стены. Притыкаюсь с ними рядом, прислонив свои промерзшие тылы к батарее. Одна бабка - ухоженная, высокая, седая. Сидит прямо-прямо, не касаясь спиной стенки, губы накрашены, пуховый платок аккуратно подвязан, на коленках - тканевая авоська с райскими птицами. На ногах - валенки с ярко-блестящими галошами. Вторая бабка - темно-коричневая, в татарском зеленом платке с розами, в грязном пальто неопределенного цвета, беззубая, с прозрачным пакетиком в сморщенной лапке. Через пакетик просвечивают: обложка паспорта, потрепанная сберкнижка, несколько купюр в отдельном пакетике. Бабки ведут светскую беседу - про последнюю прибавку к пенсии, размером в 120 р. Вторая убеждает первую, что прибавка очень недурна, она на нее может лишний килограмм сахара купить раз в месяц, и килограмм пряников, и пачку чая, и 200 грамм колбаски, или сыру плавленного. Первая презрительно и осуждающе молчит. Вторая кипятится все больше, убеждает первую, что президент наш все равно молодец, вон так бы она и пряников реже покупала, а так хоть раз в месяц да купит. Первая молчала-молчала, потом неожиданным глубоким басом изрекла: Рустамовна! Да что тебе дались эти твои пряники! Да пусть бы твой президент эти твои пряники себе в жопу засунул, вместе с этой надбавкой! Вторая обескураженно молчит, теребит пакет с документами, не зает, что ответить.

***

Когда Семка лежал в больнице после операции, там всем отделением ловили в коридоре одну бабку. Она все разгуливала по коридору в тонкой шерстяной кофте с торчащим из-под нее ситцевом засаленном халае, да байковом платке, из-под которого выбивались длинные немытые седые космы. Бабка всё пыталась прямо в тапках сбежать к себе домой, в деревню. Хотела пешком туда идти: денег, говорит, на автобус все равно нет. Бабку ловили, возвращали в палату, привязывали бинтами дверную ручку к поручню, чтобы дверь было невозможно открыть изнутри палаты. Бабка потихоньку распутывала бинты через щелку, воровато оглядывалась и опять ковыляла, шаркая тапочками, прямо к лестнице, спрашивая по дороге у пациентов, бродящих по коридору, где тут выход. Бабку медсестры снова ловили, отчитывали и водворяли в палату, а она вырывалась и кричала, что у ней свой домик, и кошечку надо кормить, и собачку кормить, и курочек, а больше-то покормить-то и некому, и что помрут они там без нее с голоду. Медсестры говорили - да бабуля, соседка твоя покормит! Бабуля в ответ упрямо мотала головой: чтоб эта сука кого-нибудь кроме глистов в жизни покормила?! Да никогда! Медсестры меняли тактику, говорили - дочка твоя приедет, покормит. Бабка начинала плакать: не приедет, не покормит, до курочек ли ей, своих делов навалом, сын у ней помер недавно, внучек мой, молодй совсем, жить бы и жить, сорока еще не было... Ну отпустите, молила, за христаради! Медсестры смеялись, завязывали опять бинтом ручку двери и уходили на пост. Однажды я издалека услышала громкий отчаянный и горестный бабкин крик, переходящий в протяжный вой: медсестра поймала ее уже на подоконнике, когда та собиралась сигануть с четвертого этажа, через настеж раскрытое евроокно, к своим курочкам и кошечке с собачкой...

Через несколько дней бабки уже не было в той палате, и я сильно надеюсь, что она наконец добралась до своих курочек, и покормила их, и никто не умер.

***

У давным-давно неработающего телефонного автомата около здания почты стоит как-то бабка с пакетами и авоськами у ног. Говорит кому-то в трубку: "Дааааа, сейчас-то бабы совсем себя подать не умеют, кто в брюках, кто вовсе в шортах да джипсах. Совсем сдурели, тьфу, смотреть противно. А раньше помнишь как - обязательно чтоб ситцевое платье, да драповое пальто с каракулевым воротником, да чтоб на колготочках ни морщинки, а колготки телесного цвета, в резинку, помнишь? Ботики у меня такие были, на молнии спереди, фетровые, с каблучком. Как ты мне их обувал, помнишь? Воооот. А сейчас?! Тьфу, позорище, срамотища. Ох ты бы ругааался, уж я тебя знаю! Если б такое увидел, ох бы ты им сказал от души пару своих теплых слов!" Делает паузу, заливисто хохочет, поправляя между делом ногой стоящий на земле пакет с торчащим из него барахлом.

Я отхожу от почты все дальше и дальше, и все прислушиваюсь, и оглядываюсь, и все стараюсь убедиться, что провод от телефона-автомата действительно так и болтается мертвым хвостом. А потом весь вечер думаю, с кем же бабка разговаривала и хохотала, и что за телефон такой. На следующий день не выдерживаю, иду с Соней гулять к почте. Беру трубку, прикладываю к уху - тишина.

***

Недалеко от Семкиной школы наблюдала, как, выбиваясь из сил, за 7-8-летним внучеком поспешает старая бабулька, может, даже и прабабка. Внучек с непреклонным и злым лицом шел и шел вперед, загребая снег новенькими высокими ботинками, а метрах в 7 позади него запыхавшаяся бабулька с двумя большими красочными пакетами кричала севшим сиплым голосом: "Мишенька! Обожди маленько! Миша! У бабки ноги уж не ходуют, погодь же, сердешный!" Сердешный мотал головой после каждого бабкиного возгласа и все ускорял и ускорял шаг, пока не скрылся за недалеким поворотом аллейки. Бабка доковыляла до ближайшей лавочки, тяжело опустилась на нее и заплакала. Я неловко топтаталсь неподалеку, не зная, то ли бежать бегом за засранцем, то ли говорить что-то успокаивающее бабке. Соня тем временем деловито залезла на скамейку рядом с бабкой, села, точно скопировав ее позу - взявшись руками за край скамейки, заглянула бабке в лицо снизу вверх. Бабка посмотрела на Соню, та - на нее, заулыбавшись. Потом бабка повернулась ко мне, вытирая кулаком слезы с подбородка, и сказала: "Маленькие-то они всеее сладкие, да хорошие, да ласковые. А вырастают потом - такими говнами становятся, хоть топи их". И сплюнула в снег. Соня внимательно проследила за бабкой и сплюнула тоже, повесив ниточку слюны на штанину комбинезона.

***

На почте. В очереди одна бабка рассказывает другой, загибая пальцы один за другим: "Четверо детей, семеро внуков, два правнука, три племянницы, двое внучатых племянников, а двоюродных-троюродных я уж и не считаю!" В голосе ее явно слышится гордость. Вторая, громко, на всю почту: "А мой-то Васька помер три года зазад, от пьянки. Дочка-то вроде бы его осталась, да сноха, сука, говорит - не от него, отстань от нас. Пока Васька жив был, так ни слова про то, что не от него, и деньги брала, и подарки брала, а как помер - так пошла на хер Мария Ивановна." В наступившей вдруг тишине ее слова прозвучали особенно громко. Первая, помолчав, утешительным голсом: "Да ладно, что там тебе эти внуки, одни заботы от них, да денег без конца дай, да подарков одних на праздники заверни целую телегу... А как помочь картошку привезти - ни один не торопится, у всех свои дела да заботы". Обе замолкают, смотрят в окно, каждая думает о своем.

***

В магазине рядом с моим домом бабулька в меховой коричневой шляпе, формой напоминающей гриб, покупает 2 сосиски. Отходит в сторону, я уже подаю продавщице деньги, как она возвращается и, извинившись передо мной очень вежливо и просительно, спрашивает у продавщицы ножницы или ножик. Продавщица дает ножницы, и бабулька, разрезая шкурку на сосике, поясняет виновато: "Да кошка там одна меня ждет, ничего ей сегодня из дома не захватила, а она прямо смотрит на меня так, с укоризной, и в руки смотрит, а у ней котята, так мне аж неловко перед ней стало. Ей же котят кормить, а я забыла косточки захватить и кашу, специально для нее открадываю. А подниматься тяжело, 5 этаж, раз уж вышла - все, теперь только завтра. Ноги-то уж не ходят совсем." Подает ножницы обратно продавщице, колечками вперед, благодарит, мелко кивая шляпой-грибом, и уходит кормить тощую помоечную кошку, сидящую снаружи магазина в терпеливом ожидании.


***

В маршрутке бабулька в редком пуховом платке на голове и протертой до голой шкуры шубе из козлика притаилась в уголке, независимо и заинтересованно выглядывала в окошко, не торопясь передавать за проезд 10 рублей. Шофер уж дважды крикнул - кто там сзади на проезд еще не передал? А она всё делала вид, что не слышит. Сидящий на переднем сиденьи парень вдруг полез в карман, позвенел мелочью, передал через плечо водиле со словами - возьми за бабку, хорош там уже орать. Молодой совсем парень, лет 18-19, не больше. А вы говорите - молодежь, молодежь.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив